Сонет

[coronach]

Жанр: drama
Рейтинг: PG
Категория: джен
Дисклеймер: все права на героев и мир принадлежат В.В. Камше
Комментарий: "Четырнадцатый сонет" все читали? А вот иная версия событий.
публикуется с разрешения автора

Петро окунулся в горячую, воняющую потом, смолой и дешевой касерой толпу. Замутило, но отрабатывать двадцатку надо, не ел бы - тогда мог бы и не ныть, а хочешь жрать - зарабатывай, как умеешь, пока не доучился и не стал человеком.

Собравшихся на митинг «пролетариев» Петро, пожалуй, тоже считал людьми, но только не сейчас: слишком забивала мозги вонь немытых тел, слишком уж некуртуазно пинали его локтями по рёбрам, слишком громко орали рупоры - виски уже начинало ломить.

"Свобода, рівність, братерство!" И так - сотни раз, со всех сторон площади.

"Свобода-рівність-братерство, хліб - селянам, заводи - робітникам! Да живе вільний пролетарій! Ганьба кривавому царському режиму! Слава вільній праці! Хай живе Велика Епіне!"

Петро подумал, что это будет самая дорогая двадцатка в его жизни. Хорошо ещё, если не побьют. Признают в нём интеллигента - и сразу же, за милую душу...

- A, кошача кров! - рявкнули над ухом.

- Що, за старим режимом скучив?! - Петро дёрнулся, впечатавшись в чью-то широкую, грязную спину. Его толкнули, он с трудом удержался на ногах. - Лихвар!

Петро выдохнул. «Лихвар» - это наверняка не про него, с таким обтрёпанным костюмом он сойдёт разве что за попрошайку или карманника.

- За патли та в пику! Та це ж царська шльондра, мабуть!

- Покидьок! Лайно собаче!

Удалось, наконец, обернуться. Трое молодчиков с нашивками Варастийской железной дороги трясли невысокого - во всяком случае, на их фоне - молодого человека. Молодой человек, лет которому было под сорок, выглядел по меньшей мере - старомодный камзол зелёно-чёрных цветов, какой-то перстень, который с него уже срывали жадные руки «пролетариата».

Щеголь что-то втолковывал на чистейшем талиг - дурак. Камзола ему мало. Потом - кричал, но никто не слушал. Потом - вырывался, но не долго.

- Та тримайте, тримайте ж його!

Навалились скопом, все вместе. Зелёный камзол, изрядно уже обтрёпанный, потонул в гуще человеческих тел, но глухие звуки ударов и стон - один-единственныйи почти уже нечеловеческий - как-то прорывались сквозь вой толпы, крики оратора, брань и свист.

Петро понял, что его сейчас вырвет прямо на суконную, измазанную ржавчиной и мазутом спину, и принялся пробиваться к домам. Леворукий с нею, с двадцаткой! Левору-укий! Петра согнуло пополам в сухом спазме - в желудке со вчерашнего утра пусто. Возле домов он обернулся - ничего уже не увидел, только толпу, плотную, огромную, живую - она колыхалась, как единый организм, что-то дышащее, мыслящее, но безумное.

Петро почувствовал, что его охватывает неудержимая паника, и принялся пятиться. Пятился, пока не дошел до угла, где наткнулся на телеграфный столб, подпрыгнул от ужаса, а потом развернулся и бросился бежать...

...В себя пришел на пустыре, напротив разгромленного не так давно здания Губернского совета. Губернатор Эпинэ был убит, имущество сожгли или растащили, а вокруг здания словно всю ночь плясали пьяные кэцхен - вытоптано, грязно... Сволочь, глупые, бездарные, им бы только пожрать, только бы разрушить, сломать, а создавать когда? И как? Как?

Петро зажмурился, и перед глазами тут же возникло лицо мужчины в зелёном камзоле. Очень знакомое лицо... Растерянное, испуганное, но знакомое...

Петро присел у монумента - статую с него свалили, и она разбилась на три части. «Рокэ Первый Алва, 362 к.С. - 24 к.В.» - золочёные буквы содрали, на мраморе остались только уродливые углубления.

Петро дрожащими руками полез в сумку - за фляжкой. Обыкновенная вода из дворового колодца, но внутри всё пересохло так, что и вина никакого не надо. Особенно если вспомнить, какое вино сейчас подают - за месяц не отлежишься... Рука наткнулась на сборник поэзии Талига прошлого круга – Петро всегда носил его с собой, чтобы соседи не украли. Веннен, Дидерих и...

Теперь уже не только руки дрожали - всего Петра трясло от макушки до пят, пока он искал нужную страницу. «Марсель Валме, 365 - 400 к.С.» И портрет тут же - чёрно-белый, расплывчатый, но не узнать нельзя...

Петро захлопнул книгу. Стихи он помнил - сам переводил с талиг на эпинэ, никто другой пока не взялся - да и кому надо, у всех революция... Вот победит революция, свергнем очередного тирана-Алву, поднимем производство, создадим коммуны, устроим социализм во всех Золотых землях - вот тогда-то...

Петро устало зажмурился и облокотился о холодный мрамор. Пережитое уже не воспринималось разумом и казалось сном, потому что быть такого взаправду просто не могло.

Строчки возникали в темноте под крепко зажмуренными веками сами - на желтом листе кривоватым почерком, написанные давно не точеным пером.

Твоя обитель святістю горда.
Я бачив: небеса над нею ясні.
Але життя до себе вабить власно.
Я заплутав в мерзенних цих роках.

Я не помічу Першого суда
Крізь поєдинки й пристрастні обійми.
Лиш натяком, неясним та невпинним,
Мене бентежить марність забуття.

Примара, мрія, сон про дальнє літо.
Так стали спогади химерні всі ці,
Як винних лоз той вишуканий згин.

Я пам'ятаю парк, він повен квітів,
Що пахнуть солодко та сумовито...
Я там не був. Ні - був. Я там загинув.